Татьяна Зингер - Неудавшаяся история [СИ]

А потом резко, из последних возможностей, занесла руку вверх и ударила донышком бутыли ровнехонько по макушке ведьмы… Нет же, по моей собственной макушке!

Свет померк, чтобы вновь загореться прожигающим каскадом искр. Далеко на фоне заревел обезумевший ящер. Кажется, ничего не получилось.

Я почувствовала, как захлебываюсь соленым. По подбородку потекла кровь. Целым потоком. Я управляла собой, но как-то иначе. Будто время замерло, и я двигалась меж него. Прорывалась сквозь липкое густое ничто.

Темнота передо мной стала проявляться, светлеть. И я появилась в комнатке, где когда-то жила у ведьмы. Седой вечер сиял пылинками звезд. Безвольный огонек свечи слабо трепыхался от дыхания. За стареньким столом, ссутулившись, сидела девчонка лет шестнадцати и переписывала страницы из книги в толстенную тетрадку. Светлые волосы были заплетены в короткую косичку. Худые лопатки виднелись из-под заштопанной кофточки.

В том подростке я узнала себя. Такую ломкую, несуразную.

Я подошла к самой себе и аккуратно дотронулась до макушки. Девочка и не шелохнулась. Она, перевернув страницу, заправила выбившуюся прядку за ухо и безрадостно цокнула. Из другой комнатушки послышалось жесткое:

— И не отлынивай, девчонка!

— И не отлынивай, бу-бу-бу, — чуть слышно передразнила та, другая, я. — Бумагу девать некуда.

Я невольно усмехнулась, совсем позабыв, что, кажется, умерла и теперь, после воспоминаний, окажусь то ли в преисподней, то ли в кущах богов. То ли и вовсе застряну в безвременье мерзким призраком.

Хлипенькая дверь приоткрылась. Я никого не увидела, но девочка испуганно вжалась в скамейку. А в следующий миг взвыла, прижав ладошку к горящей пощечиной щеке.

— За что?!

— И не вздумай пререкаться, — равнодушно ответил голос ведьмы. — Ты — никчемная вздорная девчонка. Бесталанная и бесполезная. Или помалкивай, или я непременно скормлю тебя кому-нибудь на кладбище. Я запрещаю тебе спать, есть и вставать до того момента, как не перепишешь пятьдесят страниц. После — подумаю.

И дверь хлопнула о косяк. А девочка, бубня под нос ругательства, стала отдаляться, раздваиваться, а вскоре и вовсе стерлась в песок, который осыпался во мрак. Я помялась, не зная, выходить ли из дома. И идти ли вообще. Куда? К чему приведет прогулка по воспоминаниям?

Но двигаться не пришлось. Из-за двери выплыл знакомый сухой силуэт. Ведьма, прямая и не опирающаяся на клюку, приблизилась ко мне вплотную. Я почти отдернулась, но она схватила меня за подбородок и пристально вгляделась в глаза.

— Борешься? — без толики эмоций вопросила она.

Я поджала губы.

— Зря.

Ведьма картинно щелкнула пальцами, и маленькая я снова очутилась в комнате. Эта я, поджав коленки, лежала на кровати и пересчитывала ржавые монетки. Помню, как находила их в склепах, нечасто и немного, но каждой радовалась пуще, чем драгоценным камням. Я, дочь бедняков, представляла, как сбегу от ведьмы и богато заживу на эти медянки…

Ведьма, отпустив мой подбородок, подошла к девочке и дала ей затрещину. Маленькая я отреагировала на удар полным гнева взглядом.

— Прекрати! Не трогай их! — вскричала она, хоть ведьма больше ничего и не сделала. — Это мои деньги! Я могу распоряжаться ими!

И мне вдруг стало жалко себя. Ту, совсем несмышленую девчонку с выгоревшими веснушками у носа. Да, учительница спасла меня от людского гнева, взяла ученицей и научила всему, на что я способна. Но методы… За них невозможно простить. За побои, выдранные волосы, ночи, проведенные в склепах. За дни наказаний, в которые учительница разрешала только пить, и то — пару кружек. За вечный страх.

Я рванулась к ведьме и оттолкнула её от кровати. Она ударилась о стену. А я подлетела и начала бить её кулаками. Из последних сил, задыхаясь от струящейся носом крови.

— Хватит! — взревела ведьма.

Струя воздуха, отлетевшая от её груди, задела и повалила меня, придавив подобно булыжнику. Я еле-еле поднялась и, пребывая в бреду, рванула ногтями кожу внутренней стороны локтя. Зачем? Если кровь течет изо рта, носа. Кажется, даже ушей. Свежая царапина покраснела.

Огненный ком взорвался в ладони от ведьмы. Она расхохоталась и расправила плечи.

Я застонала. Кости словно выламывали. Все. Разом. Слезы покатились по грязным щекам. Осколки костей рвали тело. Я выла, захлебывалась в собственной крови.

Сознание меркло.

И в этот миг девочка, сжимающая в кулачке жалкие монетки, отчетливо посмотрела вначале на меня, после — на хохочущую ведьму.

— Чтоб ты сдохла! — в сердцах рявкнула маленькая я и разжала ладошку.

Монеты, быстрее стрел, полетели в сторону учительницы. Та не успела отстраниться или создать щит. Ржавые медянки ударили по ней и, раскалившись до красноты, начали входить под кожу. Прожигали дыры в одежде. Оставляли черные ожоги. Ведьма драла себя ногтями, хваталась за обожженное горло, за сердце.

Я проваливалась в небытие, провожаемая чистым заливистым смехом шестнадцатилетней меня. Я никогда открыто не перечила ведьме до дня побега. Мои воспоминания ожили и отомстили хотя бы посмертно.

Бум-бум.

Открыто. Не мешайте спать. Я бесовски устала.

Бум!

Лис, будь другом, впусти этих безумцев. Лис?! Я всего мгновеньице посплю. Честно.

Отдаленно слышится рев виверны да треск от осколков. После — редкие взмахи крыльев. Но те отдалились и, наконец, затихли.

Бум-бум!

Да выломали бы уже дверь, изверги! Что произошло-то?!

Нет, правда?.. Что я делала вчера, до того, как заснула?

Судя по ощущениям — напилась до поросячьего визга. Темечко ноет, по вискам бьет отбойный молоток. На кой пить, если пьянеешь с одного запаха? Неразумная девчонка…

БУМ!!!

Неужто выломали? И, похоже, с мясом и из петель.

Ну и молодцы. Дальше разберетесь сами. А я маленько посплю.

Не тут-то было. На меня вылился целый водопад фраз, из которых я разобрала хорошо если треть.

— Что случилось?!

— Богиня, она вся в крови!

— Куда улетела виверна?!

— Расступитесь, я лекарь!

— Моя настойка!!!

Заткнитесь, пожалуйста. Надо бы проклясть их всех, чтоб неповадно было будить молодую растущую ведьму. Надо… Но лень.

— Она умирает? — О, а это Лис. Его противный голос я узнаю с любого похмелья.

— Все отошли! Живо! — Радислав. И сейчас умудряется указывать. О, мы уже знакомы с Радиславом? Счастье-то какое. Не придется опять вытаскивать его из болот.

Нет, чтоб вчера отговорил от пьянства. Над ухом-то лучше орать.

— Лекарь, не топчись. Готовь тряпки, спирт, щипцы и остальную ерундовину. — Послышались чьи-то отдаляющиеся шаги, а охотник потрогал мою голову. — Череп вроде не проломлен. Эй, говорить можешь?

— Славочка… Поднимайся…

— Глаза открывай, слышишь.

Ага, щас. Делать мне больше нечего. Если все столпились около моего тельца и орут, то я наверняка совершила что-то нехорошее. Если я совершила что-то нехорошее, то в моих же интересах притворяться спящей как можно дольше.

— Славочка… милая…

Какой же бывает дерганный Лис. Он бы еще, в самом деле, слезу пустил по спящей подруге. Я невольно скривилась, чего друзья не заметили.

— Да поднимайся уже!

— А вдруг она мертва? — Так, это незнакомый женский голосок, тонкий, будто струнка.

— Да жива, чего скачете. Вы её скорее растопчете, если не разойдетесь.

— Откуда ты знаешь, Радислав?! — опять Лис. — Помоги ей, если не умерла!

— А если умерла — закопать? Или… Ну да… правда… — тон сменился до приторно трагичного. — А вдруг? Ты не умрешь! Не умрешь, слышишь!

Он свихнулся? Жутковато, но вполне ожидаемо.

— Несносная ведьма, просыпайся! Я не смогу без тебя! — верещал перед моим лицом Радислав.

Я в сомнениях приоткрыла один глаз. Все-таки посмотреть на чокнутого спутника — та еще забава.

— Во, — мужчина довольно оскалился. — Я же говорил. Вставай, обманщица. Понесем тебя на осмотр.

Не успела я пикнуть что-либо членораздельное, как меня подхватили на руки и вынесли из храма на оживленную улицу. Народа было столько, что невольно развивалась паника. Казнить, что ли, несут? За что? Я вроде ещё ничего не натворила.

Сзади спешила «траурная процессия» — они будто хоронить меня собрались! — состоящая из Лиса, правителя да пары знакомых старейшин. Но Радислав, пускай и с грузом в виде одной меня, успешно оторвался от них, и вскоре «преследователи» растворились в галдящей толпе.

— Что произошло? — пробормотала я. Подташнивало, но в гранях разумного.

— Это у тебя нужно узнать, — хмыкнул Радислав, сдувая с носа прядь волос. — Виверна улепетывала так, словно ты решила разобрать её на окорока. Ворота заперты, сама затихла. А оказывается, что лежишь вся в стекле, кровище и настойке. До каких бесов надо напиться, чтобы вытворить подобное?